Странный сборник получился, ну очень странный. Стихи, написанные с любовью и симпатией к друзьям и близким автора, перемежаются со строчками, в которых на поверхности – нескрываемое, доходящее до брезгливости отвращение к адресату. Поэзия, которую иногда с известной долей иронии называют высокопарной, соседствует с виршами, неуверенно балансирующими, по мнению самых, что ни на есть, морально устойчивых читателей,  на грани откровенной похабщины. Давно вышедшие из повседневного оборота, несколько витиеватые выражения и архаизмы чередуются с неподцензурной лексикой, которая, по разумению автора, придаёт искомый колорит и сочность его стихам.

Не стану скрывать, последовательность изложения произведений автор менял и перекраивал несчётное число раз. Но ведь запоминаются, как правило, первая и последняя (не точно цитируя «киношного» Шеленберга) фразы... И  автор, лелея робкую надежду сохранить реноме приличного человека в нахмуренных глазах истинных ценителей прекрасного, посчитал целесообразным начать стихами, в которых ворошит прошлое, клеймит настоящее и признаётся в любви к удивительному городу, в коем он родился и вырос.

Это – Санкт-Петербург! Город, который живёт своей собственной жизнью, дышет промозглым воздухом Невской губы, разговаривает со своим особым столичным (не в обиду первопрестольной) шиком и плачет колючей осенней моросью, барабаня каплями дождя по сутулым спинам мало озабоченных непогодой горожан. Санкт-Петербург!

И даже неожиданно (и так бывает) случившаяся в начале нового тысячелетия иммиграция, не отлучила автора ни от города, который он тайком от таможни пронёс через границу, ни от страны, которая есть и всегда будет оставаться его не каждому дарованным счастьем, ущемлённой гордостью и отчаяной болью.

                                                 

                                                                                                 Лев Брейман